- Я часто вспоминаю их, знала, когда они ещё были живыми. Встречались, разговаривали. И у меня с каждым разом крепло чувство, что знакома ты с этими людьми давным-давно. Многое из того, о чём мне поведали участники великой Отечественной войны: Сумбат Карапетович Бадасян, Василий Кузьмич Митрохов и Иван Яковлевич Чугунов постаралась сохранить в своей памяти. Небольшие новеллы их воспоминаний, печатались в те годы в нашей газете. А теперь вот - в год 75-летия Великой Победы - с большим перерывом невольно заставляет меня сравнивать "теперь" и "прошлый раз", и через рассказы моих героев войны, особенно отчетливо слышать и видеть ход нашей жизни. Знакомитесь: мой более полный рассказ о тех, кто воевал, кто прошёл долгими дорогими войны и вернулся домой живым - о наших знатных людиновцах. Давайте вспомним их!

Как я познакомилась с Сумбатом Карапетовичем Бадасяном? Однажды под самый вечер он пришёл в редакцию. Тогда он показался мне среднего роста; глаза немного холодные, цвета дождя в сентябрьскую пору, была скрыта в них твёрдость, жёсткая серьёзность, уверенного в себе человека; скулы хорошо очерченные, щёки немного впалые …

Мы разговорились, и я узнала, что человеку этому и его семье, сейчас живется у нас не совсем хорошо. Нет нормального жилья, благоустроенную-то квартиру пришлось оставить в Сумгаите из-за происходящего там, и переехать в Людиново, где когда-то он был в ту далекую свою молодость. Трижды ранен, дважды контужен - инвалид второй группы, но он продолжал трудиться. В Сукремле возле магазина "Юбилейный" поставил свою палатку, где чинил зонты, обувь, изготовлял ключи - словом помогал людям. Имел награды: орден Ленина, орден Отечественной войны I степени и орден Красной Звезды, медаль "За отвагу", медаль "За освобождение Варшавы"… Говорили мы в тот вечер долго. Сумбат Карапетович чурался громких слов, не привык себя "подавать". Он считает и я с ним согласна, что подвиг рождается незаметно, готовность к нему как бы накапливается изо дня в день.

О таких людях сказал поэт:

Мы в жизнь пришли,

Чтоб в ней своё оставить,

А не затем, чтоб что-то унести.

Так вот мы и познакомились.

1.

Выстоялся день - студёный, яркий. Первый ветер - листобой теребил гулкую землю, и рвал, словно жёлтой краской обрызганные листья берёз.

- Ты далеко? - сонно спросила жена.

- Да не спится что-то, пойду по городу поброжу, мне есть что ему рассказать, что вспомнить. А ты спи, не волнуйся за меня. Здесь всё не так, как там... Здесь всё тихо!..

Сумбат Карапетович пожалел, что не сумел уйти из дома тихо, чтобы лишний раз не беспокоить и без того встревоженную, больную жену. Боль в груди, отпустившая его вчера, когда он собирался пойти в город, вновь заявила о себе. Такие приступы возникали и раньше, там в Сумгаите. Бадасян почему-то боялся умереть. И думал, как бы это было некстати. Жена останется одна, у дочери своя жизнь, и свои заботы, молодая, да и он пока здесь в русском городе, где побывал ещё молодым, в годы войны - не успел обжиться. Нет, некстати в голову идут такие мысли!

"Эх, Бога нет! - вздохнул Сумбат Карапетович, - поглядел бы на мою, в последнее время маяту и отдал бы приказ: "Живи, Бадасян: рано тебе помирать - успеешь"!

Мысль о приказе, пусть от Бога всё равно не была для него вздорной. Без приказа не состоялся бы Сумбат Карапетович вовсе, то есть он был бы внешне и может точно таким же и звали его бы так же, но по сути своей, совсем другой человек. Он не заметил, как ноги привели его к площади Победы - похожие есть почти во всех городах бывшего Советского Союза. Вот и в его родном Сумгаите тоже осталась такая. Сумбат Карапетович, от этой мысли заволновался и полез в карман пиджака, чтобы достать валидол.

Осенью1943 года, когда Людиново уже освободили от фашистов, Бадасян со своим взводом был здесь. И вот сейчас через сорок семь лет, его армянина, вновь судьба забросила сюда, в далекий, но близкий русский городок: теперь уже, наверное, навсегда.

Сумбат Карапетович подошёл к вечному огню. Какое-то время стоял тихо, как бы рассказывая огню, словно живому человеку, что он видел все тяготы и ужасы Великой Отечественной войны, которую прошёл солдатом от Калуги до Берлина, но больше страданий и переживаний ему с семьёй пришлось испытать в Сумгаите. Геноцид армянских семей, погромы, убийства… Сжигали людей и их семьи, грабили, детей насиловали на глазах родителей… В ту ночь - 28 февраля 1988 года - Бадасян будет помнить до конца своих дней. В его квартиру ворвались бандиты, устроили погром, подвергли унижению всю его семью. Невозможно рассказать обо всем, что тогда происходило... Чтобы остаться живыми, Сумбат Карапетович и его семья вынуждены были бросить квартиру и всё что в ней было, уйти без всего… И потом после долгих мытарств, Сумбат Карапетович приехал в Людиново, где был в далекие годы своей тревожной молодости.

2.

До осени сорок первого года Сумбат жил на свете без всякого приказа и даже не предполагал, что кто-либо может жить иначе. Собственно "жил на свете" - слишком громко сказано!

Свет был огромным, а его дом - всего лишь две небольшие комнаты, хотя лучше его, кажется, не было места на Земле. И жили они вчетвером - три брата и мать. Жили дружно, и так бы, наверное, продолжалось всю жизнь. Если бы не война …

Сумбат попал в артиллерию, воевал в составе 76 стрелковой дивизии. Командира батареи Героя Советского Союза любил: тот кадровый военный, был умным и грамотным командиром, умел чётко отдавать приказы и всегда следил за их исполнением. Умаров разглядел это немое обожание и относился к Бадасяну со скрытой симпатией, но и чаще чем другим, давал приказания, потому что доверял ему как никому… И вот однажды поздно вечером Умаров собрал в блиндаже несколько человек

- По данным разведки, - сказал он, - утром ожидается большой бой. На нашу долю выпадет тоже немало. Будут и танки. У фрицев здесь с техникой плотненько. Плацдарм отдавать нельзя, да и водичка в Одере не для купания. Всем поставлю задачу чуть позже… Бадасян - подойди. Тебе и ещё двоим, кого сам возьмешь, приказываю! Умаров как-то тепло посмотрел в глаза Сумбату - Задание, - продолжал командир - надо выполнить. Обязательно надо выполнить! От этого будет зависеть исход всего боя, а значит и жизнь всех наших товарищей. Выдержишь?

- Выдержу, если живой буду.

- Умирать нельзя! - рассердился Умаров. - Тебе приказ - жить, понял?

- Есть! - вытянулся Сумбат, заслышав знакомое слово. С тех пор прошло столько лет, но Сумбат Карапетович, часто вспоминает ту ночь. Именно ночь перед боем, а не то, что за нею последовало, хотя любой теперь удивиться: как можно сравнить труд - пусть даже нечеловеческий, - со смертельным боем?! Можно. Воевавшие на переднем крае видели за войну столько смертей, что перестали считать каждую из них трагедией.

А ночь тогда выдалась на редкость тихой и темной, только фашисты редко постреливали из пулеметов и пускали осветительные ракеты. Сумбат и его группа должна была дойти до НП93-го полка, чтобы тот оказал батареи Бадасяна помощь огнём. Почти всюду им приходилось пробираться ползком. Но с заданием справились.

На рассеете, был бой. Одиннадцать танков они тогда приостановили. Полк выполнил приказ: отбил атаку, контратаковал и продвинулся вперед. Сумбата командир батареи при всем солдатском строе поцеловал.

А до Одера оставалось не больше двух километров. Батарея продвигалась лесом. Рядом шли самоходки. Вдруг путь самоходкам преградили поваленные деревья. Солдаты хотели оттащить их и освободить проход, но в этот момент начался сильный пулеметный огонь, затем фашисты пустили в ход фаусты. Самоходки загорелись. Завязался бой. Немецкие пулеметы били из разных точек, благодаря чему гитлеровцы получили возможность отступить на западный берег Одера.

И опять Бадасян и два его друга Горбатов и Беликов - получили приказ сделать всё, чтобы подавить огневые точки врага. И боевую задачу выполнили, да ещё взяли в плен трёх офицеров и четырёх солдат.

Но и их батарея понесла большие потери. В этом бою Бадасян потерял своего близкого друга, и сейчас помнит, как тогда, спотыкаясь, он, Сумбат приблизился к дереву с посеченными осколками ветвями и обхватил его за мокрый ствол, чтобы не упасть. И вдруг почувствовал неимоверную усталость, такое физическое отвращение к жизни, что даже застонал от страстного желания умереть, дабы избавиться от терзавших его страданий.

И тут в ушах прозвучал тихий голос матери: "Сынок, ты это брось. Тебе приказ дан войну выиграть!" Бадасян вздрогнул, оторвался от дерева и медленно побрёл на свои позиции.

С боями батарея Бадасяна шла к Берлину. И был ещё один приказ, почти перед самым концом войны: 23 апреля 1945 года близь Шпандау. На небольшой возвышенности, возле дороги стояла немецкая усадьба. Там засело человек шестьдесят фашистов, вооруженных, что называется, до зубов. Они вели непрерывный обстрел дороги и не давали батареи пройти дальше.

Командир, помнится, тогда сказал: " Вот - вот конец войне, жалко людей посылать на верную смерть. Наверняка понимал, что батарея сейчас намного сильнее фашистов - но и другое знал, ввяжешься в бой - обязательно будут потери как с той, так и с другой стороны. И было принято решение: старшину Бадасяна и ещё двух солдат послать на переговоры с фрицами. Но, на всякий случай, на двор навели две пушки, чтобы можно было, потом прямой наводкой ударить.

И вот Сумбат привязал к палке белый платок и начал выбираться из укрытия. Немцы, увидев белый флаг, стрелять, перестали, а Сумбат во весь рост по открытому месту пошёл к усадьбе. Гитлеровцы начали выглядывать из всех окон, ждали, что будет дальше. Навстречу Бадасяну вышел немецкий офицер. Не доходя метров десять, остановился: в руке у него был пистолет, на плече автомат, на шее висел бинокль. Они подошли вплотную друг к другу. Вдруг немец на чистом русском языке заявил, что в плен ни он, ни его солдаты сдаваться не будут, а будут выполнять свой долг до конца. Тогда Бадасян палку с платком из левой руки переложил в правую, это был условный знак, по которому, через несколько минут прямой наводкой по двору, должны были ударить наши. А это значило, что парламентер обрекал себя на верную гибель. Обо всём этом Сумбат сказал противнику. Тот пожал руку Бадасяну и заметил, что он - храбрый и честный русский солдат, а потом немецкий офицер положил на землю автомат и пистолет его примеру последовали и другие немецкие солдаты… Потом были бои за Берлин. И здесь отличился старшина. Бадасян был представлен к званию Героя Советского Союза, но, по иронии случая, присвоено оно так и не было. Сумбату Карапетовичу вручили тогда орден Ленина.

3.

Мир пришёл в сознание Бадасяна не сразу. Вначале вообще мало, что изменилось в его жизни. Сумбату после войны пришлось задержаться в Германии - на два года. И он опять исполнил приказ. Но всё чаще по ночам вставал вопрос: что же дальше? На родине его ждали мать и младший брат - старший погиб на войне.

По приезде в Сумгаит Сумбат Карапетович, сразу устроился на завод синтетического каучука, где ему предстояло проработать без малого тридцать пять лет - слесарем и электриком, избирался бригадиром, назначался мастером, а требовалось - замещал и начальника цеха! А когда вышел на пенсию обосновался в отделе главного механика. Вас интересует, наверное, как трудился бравый воин Бадасян? Так ли как воевал? Судите сами: на заводе была школа передового опыта Бадасяна, где насчитывалось под сто человек.

И создавали её не "под Бадасяна", и не из самых надежных, - рассчитывали: "Этот (то есть Бадасян) ни кому дремать не даст". Бадасян же всегда отличался готовностью поделиться мастерством. Не надо было лишний раз упрашивать Сумбата Карапетовича вести школу передового опыта. Что может быть убедительнее агитации. Когда, кажется, недосягаемый в работе мастер вдруг признается, что начинал он тоже с малого и сколько трудиться он, столько и учиться. И если того и вон того не сделаешь, да упустишь вот ту малость, да эту, не будет никаких хороших результатов, успеха в труде, уж поверьте.

И на Доске почёта портрет Сумбата Карапетовича красовался более двух десятков лет. Даже шутили на заводе: "Бадасян - вечно юный…" с намёком на то, что его фотографию, якобы некогда не меняли. На самом же деле всё было не так. Каждый год заводской фотограф старался Бадасяна снять по-новому: то - улыбнувшимся широко и даже задорно, то - обязательно при галстуке, когда был серьёзным…

Другого от похвалы заносить начинает. А он порой даже сердился: "Ну, что вы все затвердили - Бадасян, Бадасян?! Да разве я один такой на заводе?!" Ему ли не знать, как "раскручивать" соревнование! Но вот о чём, подумалось: есть в сложившийся практике привкус обидного - соревнуются многие, а победитель один. Но ведь работа - не беговая дорожка. Ему вспоминается война. Не все пришли оттуда с орденом Ленина, как он. Но у каждого была медаль "За Победу над Германией". Медаль победителя! Это было справедливо. Кто-то первый ворвался в город. Честь ему и хвала! Но овладеть городом может лишь большая группа бойцов. И лишь тогда -благодаря им всем - ты можешь доложить: "Задание выполнено". У таких, как Бадасян, и убежденность - с запасом. И вера в справедливость - тоже. Это не только годами наживается. Это и от позиции - не исполнителя, а ответственного за дело, которое тебе доверили.

Лишь к обеду Сумбат Карапетович вернулся домой. Боль в сердце не прошла, разве чуть поутихла: доброе вспомнил, а не прошла… Эх, отдал бы - кто-нибудь приказ, подумал Бадасян, чтобы боль прошла и не пугала! Некому распорядиться - вот беда! Собственно от кого он ждёт приказа? От кого? Ведь это его сердце, оно никому другому и не подчиняется"! - Ну, что, немного отдохнул? - спросила жена, - а сердце как, не беспокоит? Сумбат Карапетович посмотрел в её озабоченные глаза и улыбнулся. Потом подошёл к жене и обнял за плечи, и она прильнула к нему. В гладко зачесанных её волосах (показалось ему или на самом деле было так - сейчас уж и не припомнить) виделись ему блестки цвета рябины. И Сумбату Карапетовичу подумалось: " На улице ещё только осень. И в жизни - тоже…"